История моего ареста
Автор: Татьяна Новикова
Но эта странная история все же произошла. В ней меня больше всего поразила ее человеческая сторона, люди и их поступки, об этом я и хочу рассказать, не изменяя деталей, просто описывая то, что происходило на самом деле.
За что нас арестовали?
Мы несли к российскому посольству письмо, коих было написано уже много. Предпоследнее носили 31 мая, во время приезда Путина. В этом же письме, адресованном как Медведеву, так и нашему Минэнерго, Правительству, мы сказали о новых проблемах строительства белорусской АЭС – котлован для нее роют без архитектурного проекта, его привязки к местности. Это недопустимо легкомысленное отношение, увеличивающее опасность белорусской АЭС в разы. Мы писали также и о том, с каким небрежением, наплевательством на окружающую среду, людей, их судьбы, ведутся сейчас работы на площадке.
Это кого-то очень задело. Кто-то не хотел, чтобы эта информация дошла до российского премьера. И наш арест говорит только о том, насколько серьезна в действительности эта проблема и эти нарушения.
Почему мы несли письмо, а не направили по почте? Почта по Минску сейчас идет непредсказуемо долго. До этого времени мы посылали много писем по почте. На них получали мрачные отписки. Мы живем в одном городе, нам было не трудно вручить письмо лично, убедиться, что оно дошло, и было принято.
И под каждым под кустом…
Меня схватили возле дома. Иру – возле офиса. Офис Зеленой сети – невинного экологического товарищества – был оцеплен, и под каждым кустом сидел человек в штатском.
Причина моего задержания – я похожа на лицо, занимающееся квартирными кражами. Примет этого лица мне не указали, подробностей не объяснили, повезли в Московский РОВД якобы устанавливать личности. Со мной был Андрей Ожаровский, проездом оказавшийся в Минске и вызвавшийся помочь нам, тем более, что российскому гражданину проще войти на территорию посольства и передать то самое письмо. Его задержали тоже. Разнарядка была на нас двоих. Было известно и то, что он приезжает сюда, и что мы вместе идем в посольство.
Конвейер лжи
В РОВДе нас держали на третьем этаже в коридоре перед кабинетом. Охраняли люди в штатском, которые задерживали. С виду вежливые и скромные парни. Вот по коридору торопливо идет такой же человек в штатском, но видно, чином повыше (потом выяснилось – подполковник), протягивает руку парням, быстро здоровается, улыбается а потом задает им вопрос – «свидетели?». Я опешила. Какие свидетели? Официальная версия нашего задержания – это установление личности.
«Простите, Вы о чем? Вы собираетесь инкриминировать нам что-то? Что именно? Свидетели чего? Вы сейчас, глядя в глаза, будете вот так просто врать, что я совершила то, чего не совершала? Как это?», – я засыпала вопросами задерживавших нас ребят. Они сначала отмолчались. Потом один из них сказал: «Какой приказ мне дадут, такой и буду исполнять». Подполковник скрылся за дверью.
Мне стало дурно от осознания происходящего. И не от того, что это сейчас и со мной. А от осознания отлаженности этого конвейера, через который прошла не одна сотня людей. Конвейер лжи и безнаказанности, система, где проворные сотрудники шьют и стряпают дела, аккуратненько обыскивают, быстренько хлопают дверками и веселые убегают обедать, оставив несчастным людям, а в моем случае – тяжело больным – незаслуженные непосильные страдания.
Предложение знакомства «помельчавшим людям»
Я попросила отвести меня в туалет. За мной в туалет вошла сотрудница, чтобы сопровождать меня там. «А где вы работаете?», – полюбопытствовала она. «Если Вы хотите со мной познакомиться, то может быть, это будет уместно тогда, когда мы обе будем с одинаковым статусом – свободных людей», – ответила я.
Все наше дальнейшее общение меня шокировало. Дама повела меня в кабинет, обыскивать и досматривать. Таков порядок. Это необходимо для установления личности, – пояснила она. Для вашей же безопасности. Мои требования адвоката и врача остались неудовлетворенными. Будет вам адвокат, будет вам врач, – успокоили меня сотрудницы. По их тону, поведению, той рутинности и дежурности, с которой они производили свои движения, стало очевидно, что нас будут закрывать.
У меня забрали все личные вещи, включая Л-тироксин, который я должна принимать ежедневно, поскольку у меня нет щитовидной железы. Я не успела принять таблетку утром – ее надо делить на части, я спешила и выходя из дому схватила пластинку с собой в надежде сделать это потом. «Не волнуйтесь», – сказала сотрудница, проводящая досмотр.
Сотрудница попалась странная. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не выражение лица и вызывающее поведение. В каждом ее вопросе ко мне было желание унизить. Издевками сопровождались вопросы и комментарии к изымаемым у меня вещам. Из сумочки для фотоаппарата сотрудница извлекла посадочный талон на самолет. «О-о-о! Люфтганза!», – протянула она. Игриво переменившись в лице, добавила: «А что ж так, то? Эконом класс… А что ж бизнес классом не летаем?».
«Что вы несете? Почему я должна летать бизнес классом?». Я попыталась ей дать понять, что я обычный человек, но сотрудница была настойчива, она старательно убеждала меня в обратном. По ее мнению, я должна была не то что бизнес-классом летать, но и ворочать огромными деньжищами. Она нашла у меня в кошельке один металлический доллар и тоже удивилась. Затем стала пытаться прогуглить меня с собственного планшета, сидя на соседней тумбочке и демонстрируя, что у нее тоже есть прибор. «Мдаааа, народ нынче мельчает, что по культуре, что по интеллекту», – протянула она.
«Вы это меня имеете в виду? Как забавно. А по каким критериям Вы сейчас оценили мой интеллект, мою культуру?», – спросила я. – «И зачем вы меня гуглите в моем же присутствии?». «А может, я захочу вам предложить знакомство в социальных сетях!», – ответила эта дама.
Политических девать некуда
После личного досмотра и описи вещей меня повели «к человеку, который мною будет заниматься». Мы шли по лестнице вниз, и что-то говорило мне о том, что меня ведут в темную сырую камеру. «Скорей бы», – подумала я – «отдохнуть в тишине и не видеть этих субъектов, от которых в голове начинает пульсировать какой-то внутренний молоток».
Я думала об этом много, особенно пару месяцев назад, когда в одном из недавно открытых минских кафе, стилизованных под библиотеку, я напоролась на «Архипелаг Гулаг» Солженицына. Хорошо пошел с чаем и пирогами. Его главная мысль в долгом повествовании про аресты была такой: те, кто приходят Вас арестовывать, хотят, чтобы все прошло тихо и незаметно. Это какая-то ошибка, недоразумение, – думают арестованные. Наверняка, ТАМ все проверят, разберутся и отпустят. К сожалению, этого не происходит. Большинство из арестованных безропотно погибает. Но те их них, кто сбежал, кто возопил и не дал себя в обиду, остались живы. Не все, конечно.
Почему надо вести себя тихо и скромно, когда творится несправедливость? Этот вопрос всегда меня мучил.
Мы вышли к дежурному РОВДа, к вертушке. И у меня как раз появилась возможность возопить о той самой несправедливости.
Куда ее? Куда вещи? – спросил сопровождающий у подполковника, который протискивался в вертушку.
– Вещи в камеру хранения. А её – в камеру! – раздраженно выдохнул подполковник.
– Адвоката! Врача! Почему Вы отняли мои лекарства? На каком основании? Что Вы мне инкриминируете? Какое Вы имеете право? – прокричала я.
– Сотрудники и гости РОВДа недоуменно обернулись. Подполковник еще раз шумно выдохнул и с яростью посмотрел на меня.
– Я требую, чтобы Вы меня проинформировали, что Вы мне инкриминируете! – продолжила я.
– Мелкое хулиганство, матерную брань в общественном месте. Всё! В камеру! – отрезал подполковник.
– Не пойду! Это ложь! Я не совершала мелкого хулиганства! Сами несите меня в камеру!
Давай! – обратился к конвоиру подполковник. Они подхватили меня под руки и затолкали в помещение за железной решеткой.
В помещении за решеткой за столом сидел некий человек в форме и быстро и убористо что-то писал.
– Ваше образование? – спросил у меня он, предварительно уточнив имя, фамилию и отчество.
– Для чего оно Вам и что Вы пишете? Проинформируйте меня!
– Отвечайте на мой вопрос!
– Сначала проинформируйте, потом – адвоката и врача! – отрезала я.
– Вы не хотите мне отвечать, и я Вам не буду! – буркнул человек в форме и продолжил писать что-то в бумаге, похожей на протокол задержания или на другой, очевидно относящейся к моему делу – сверху лежал мой паспорт, а рядом – паспорт Андрея.
Из клети дежурного, отделанной ПВХ и стеклопакетами, донесся отборный мат.
– Тут забито всё, политических ваших девать некуда! – отчитался кому-то дежурный по телефону после сложно сочиненной тирады.
Дверь одной из камер отворили. Оттуда вышло шестеро мужчин, которых отвели в соседнюю камеру. Мне было ужасно интересно увидеть, что там внутри. И мне предоставили такую возможность. Я оказалась в «стакане» одна.
Когда меня вывели из камеры, я встретила Андрея, он требовал адвоката и консула. Его толкали и грубили ему что-то. Нас повезли в суд. И нам так и не разрешили никому позвонить и сказать о том, что с нами произошло.
Неправый суд
Я думала, что скажу на суде. И как вообще смогу давать какие-то показания, участвовать в суде? У меня раскалывалась голова, поднялось давление, и было ужасно без Л-тироксина, который у меня отняли и так и не вернули – он остался в РОВДе.
Я вошла в большой зал в новеньком здании суда Московского района. И в этом совершенно пустом зале виднелась голова судьи. Конвоир предложил мне сесть в первом ряду. Больше никого не было.
Судья спросил меня, я ли перед ним, понятно ли мне, что мне инкриминируется и есть ли у меня ходатайства или другие сообщения суду.
– Я прошу вызвать врача, – и я разъяснила, что я болею двумя онкологическими заболеваниями, что у меня отняли лекарства, что я плохо себя чувствую и до прибытия врача и адвоката вряд ли смогу отвечать на вопросы судьи.
– Вы признаете себя виновной?
– Нет!
– Вы приговорены к пяти суткам ареста!
Судья выскочил из зала и исчез.
Люди или роботы?
Вела я себя в первый день довольно неспокойно. Я не могла взять в толк, как эти люди – хорошо одетые, один из них даже в майке с изображением героев мультсериала Симпсонов, вежливые, вот так запросто, легким и ленивым движением руки, по выдуманному обвинению бросают за решетку, в нечеловеческие условия, больного человека, не предполагая при этом никакой ответственности. Что происходит в их головах?
«Зачем ты с ними разговариваешь как с людьми?», – Андрей прервал мою «проповедь», обращенную к конвоиру, «свидетелю» и подполковнику в здании суда.
«А кто они? Роботы?», – удивилась я. Ну да, если каждый из них – этакий урри, у него должна быть кнопка. «Они неодушевленные инструменты?», – задала я риторический вопрос, – «Если нет, значит, они – люди. И спрос с них как с людей!».
Одной из жертв моей словесной тирании стал конвоир. Голубоглазый и светловолосый молодой человек в майке то ли с героями Симпсонов, то ли Парка Юрского периода. Я просидела с ним в ожидании суда продолжительное время.
– Все вопросы – к суду, к тем, кто Вас задерживал! Я не имею к этому отношения! – парировал все мои высказывания конвоир.
– Вы действительно не понимаете, что происходит? – спросила я. Ответа не последовало.
– Видите ли, произвол – это такая штука, которая затрагивает всех. Вы очень наивно думаете, что Вас это не коснется, – продолжила я.
– Ага, – ироничным тоном ответил конвоир, – власть сменится…
– Зачем? При этой власти. Все это все может коснуться Вас уже при этой власти, – возразила я.
– Вы только этого и ждете! – буркнул конвоир.
– Я – нет. Я не хотела бы участвовать ни в произволе, ни в насилии, ни приумножать его. Как мне Вас жалко! Свой хлеб Вы зарабатываете на несправедливых страданиях людей. Это ж так отягощать свою жизнь, это же все Вам потом вернется! – воскликнула я.
– Ой, – поморщился конвоир, видно, я его порядком достала, – знали бы Вы, сколько раз мне это говорили. А мне все равно.
– Это возраст, молодость. Но Вы же не всегда будете молодым!
Вернулся подполковник.
– Вы уж сразу мешок бы на голову и в реку – как котят, чем так мучить людей. Что так беззаконие, что этак, какая разница? – напустилась я на подполковника.
Подполковник сел на стульчик, скромно сложил ручки, прикрыл глазки и ушел в себя. Его примеру последовали остальные – «свидетель» и конвоир.
Через час-другой после суда нас с Андреем повезли обратно в РОВД – снимать отпечатки пальцев и фотографировать.
В РОВДе группа сопровождения, включая полковника, смилостивилась – вызвала скорую, а конвоир вынес таблетки из моих вещей и вручил их мне, попросив выпить в его присутствии.
Скорая была мне нужна, чтобы получить другие лекарства, которые я в обязательном порядке ежедневно должна была принимать. Для поддержания работы сердца и печени, а также важное лекарство от первого онкологического заболевания, предупреждающее метастазы.
Скорая дала таблетку от давления, уколола два обезболивающих. Но нужных лекарств дать мне не смогла.
– Вы хотите, чтобы мы ее забрали? – спросил фельдшер или врач скорой у одного из группы нашего эскорта.
– Отойдемте.
Врач вернулся.
– До свиданья, – сказал он мне.
Бедные люди
Мои мысли о том, как я буду мариноваться пять суток без таблеток были прерваны неожиданной движухой в РОВДе. Туда снова приехала скорая. Из камеры вывели мужчину, который на вид был старше средних лет. Ему нужен был гемодиализ, у него была почечная недостаточность. День гемодиализа был пропущен, данных своих он не помнил. Давление у него зашкаливало. Он боялся.
Скорая и дежурный стали думать, что делать.
– Ну что, заберете его? – спросил один из сотрудников милиции.
– Хотя, завтра он все равно освобождается. Может, дотерпит до завтра, – тут же предположил милиционер.
– Да я у Вас тут дуба дам… – еле проговорил мужчина.
– Какой ужас! Бедный человек! – воскликнула я.
Мы в оцепенении наблюдали за происходящим. Мужчине укололи понижающее давление лекарство.
– А за что он тут? – поинтересовалась скорая.
– Да он тут по давнему делу, которое только сейчас подняли, – сказал милиционер.
Нас повезли в ЦИП, и мы так и не узнали, что стало с этим бедным мужчиной.
